Сами мы не местные - Страница 79

К оглавлению

– Ты голодная? – спрашивает Азамат.

Я невнятно пожимаю плечами, пытаясь прислушаться к себе.

– Наверное, немного.

– Тогда я сейчас чего-нибудь сварганю. – Он идет к холодильнику.

– А тебе разве не надо сидеть на телефоне?

– Сегодня вечером уже нет. Нам теперь надо подождать, пока все соберутся. Ты не волнуйся, у меня все под контролем.

Мне кажется, он разговаривает со мной немножко упрощенно, как с ребенком. Ну что ж, зато все ясно и не надо думать.

Наловленную вчера утром рыбу Азамат оставил здесь. Большую часть ее в морозилку запихнул, а несколько рыбин убрал в холодильник мне на ужин. Он же думал, что я тут останусь. А потом, видно, забыл заморозить.

– Ой! – восклицает он, открыв холодильник. – Хорошо, что мы сегодня вернулись, а то бы тут все протухло!

Достает пластиковую бадейку с рыбой и мутной водой, опрокидывает в раковину, включает воду, моет рыбу. Я регистрирую каждое его движение так же жадно, как тогда, перед свадьбой. Видимо, все-таки нервничаю. Скорее бы Арон прилетел с моими таблетками. У меня там есть успокоительное, которое при беременности можно. Азамат вылавливает одну рыбину из раковины и кладет на стол. Она дергается. Я немного удивляюсь. С другой стороны, температура в холодильнике градусов семь, а в море рядом с матушкиной деревней хорошо если два. И воды в бадье было много, да и почему муданжская рыба должна быть менее живуча, чем муданжские люди? Азамат разрезает рыбину вдоль, она дергается, выступает кровь, высовывается плавательный пузырь. Меня окатывает кровью, джингош падает. Я вскакиваю.

– Лиза, ты чего? – Азамат оборачивается, потому что я уронила стул.

– А… Померещилось, – выдавливаю я, стараясь унять сердцебиение и таращась на чистый и пустой кухонный пол.

Азамат отпускает рыбу и моет руки, края рыбьего брюха смыкаются с влажным звуком, я вижу распахнутую трахею. Азамат ловит меня, и я не успеваю стукнуться коленками об пол. От него пахнет рыбой. Меня сейчас вырвет.

– В туалет, – из последних сил выговариваю я, остатками сознания категорически не желая загаживать пол на замечательной новой кухне.

Азамат успевает доволочь меня до унитаза как раз вовремя. Меня тошнит, как никогда в жизни не тошнило. Долго и так скручивает, что, кажется, каждую клеточку отжало, как бы прямо сейчас не родить. И все время перед глазами перерезанное горло джингоша, голова откидывается назад не то с хрипом, не то с хлюпом, у меня лицо в крови и кофта…

Азамат держит меня под мышки и вокруг груди, у него теплые руки. Тошнота наконец отпускает. Он тащит меня к маленькой туалетной раковине умыться. Я пью воду из-под крана. Она становится соленой. Это у меня слезы текут. Слышу какой-то звук – не то рев, не то вой, он очень громкий, и Азамат тут же вцепляется в меня, начинает уговаривать. Это, наверное, я кричу.

– Лиза, тебе больно?

Мотаю головой. Никак не могу замолчать, рыдания скручивают меня, как приступы рвоты, все лицо напряжено, рот растянут, слезы льются ливнем. Азамат садится на пол, сгребает меня в охапку на колени, прижимает к себе и принимается укачивать. Я реву как двухлетняя и ничего не могу с этим поделать. Голошу с подвывом, но от этого как будто становится легче, как будто что-то развязывается внутри.

Не знаю, сколько времени проходит, пока я наконец затыкаюсь. Мне немного стыдно и очень мокро от слез и пота, не знаю, горячего или холодного. Азамат держит меня одной рукой за плечи, другой вокруг коленок. Я плохо вижу его из-за воды в глазах.

– Тебе гармарры заварить? – спрашивает он.

– Не… не знаю, можно ли… при беременности… – отвечаю заплетающимся языком. – И на кухню не хочу.

– Ты никогда раньше не убивала? – спокойно спрашивает он. Это хорошо, что он не нервничает. Значит, все правильно. У него все под контролем.

– Только на операционном столе, – истерично хихикаю я.

Он гладит меня по голове.

– Я почему-то думал, что тебя не напугать… такими вещами.

– Какими?

– Ну…

– Ну говори уже! Лучше я еще раз блевану, чем всю жизнь слов бояться.

– Отрубленной головой, – послушно озвучивает он.

Меня не тошнит.

– Не думаю, что я ее совсем отрубила. Она не откатилась, и среза позвоночника я не видела. Она просто откинулась назад и вбок.

Он немножко выжидает, не скрутит ли меня опять.

– Что же тебя напугало? – спрашивает наконец.

Я приподнимаю голову, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Я человека убила, – говорю доходчиво. По-моему, он не понимает. – Азамат, я не собиралась! Я хотела его оттолкнуть или стукнуть – а тут фонтан крови, и… я про нож забыла.

– Понятно, – шепчет он и целует меня в макушку. – Умоешься?

– Угу.

Он снова ставит меня на ноги около раковины. Легко, как кошку. Я промахиваюсь мимо тапочек. Хотя пес их знает, где они вообще. Пол холодный.

– Ты бы не сидел на голом полу, – бормочу, набирая в руки воды. Азамат хихикает. У меня коленки дрожат и как-то даже подскакивают.

– Пойдем в спальню, – говорит, давая мне полотенце.

Но идет только он. Я не люблю босиком, поэтому я еду. Он кладет меня на кровать, накрывает двумя перинами и своей большой рукой, пристроившись рядом. Мы медленно, с большими паузами говорим о пустяках. Кажется, об узорах на шерстяных носках. У меня мерзнут ступни. Я их не грею, а то засну, и неизвестно еще, проснусь ли. Из теней и щелей являются мои котята, устраиваются на выступающих частях меня тремя клубочками. Азамат хочет их прогнать, но я не даю. Перины навалились сверху, мне кажется, что я в двустворчатой раковине, гляжу из-под козырька.